Wolfgang Haugen
Вольфганг Хауген
Till Lindemann
— ОБЩАЯ ИНФОРМАЦИЯ —
„ — А где я могу найти кого-нибудь нормального?
— Нигде, — ответил Кот, — нормальных не бывает. Ведь все такие разные и непохожие. И это, по-моему, нормально. “
Возраст: неисчислимое количество лет, человеческая оболочка выглядит примерно на 40
Раса: хтоническое чудовище
Занятость: офицер полиции из Северного департамента
Кем является Фенрир? Насмешливой шуткой природы? Жестоким экспериментом? Досадной случайностью? Наверняка каждый из богов задавался этим вопросом, когда он появился на свет после связи Локи и Ангборды. Волк, ужасный зверь – что он вообще такое? Что такое его брат – змей Йормунганд? Почему сестра Хель получилась совсем другой?
Фенрир начал задаваться этими вопросами, когда его, совсем еще юного волка, Тор по велению своего отца забрал в Асгард. Тогда Фенрир еще был способен верить асам, тогда он еще не знал, что вызывает ужас даже у самого Одина, что является ему в кошмарах и раздирает там на части.
Фенрир рос все быстрее, не представляя, что даже его аппетиты способны напугать тех, кто, казалось бы, ничего не боится. Он не был готов к тому, что случится дальше. Сейчас, оглядываясь назад, он испытывает отвращение к самому себе – как можно было быть таким наивным? Как можно было не узреть намеков и столь ярких сигналов? Почему он не бежал, когда асы затеяли с ним, по их словам, всего лишь игру?
Первая цепь звалась Лединг, ее считали одной из самых крепких. Фенрир был юн и силен, он легко поддался на вызов, ему и самому было интересно – сумеет ли он порвать эти путы? Он позволил себя сковать, напрягся всем могучим телом, цепи затрещали, зазвенели и лопнули прямо на нем. Фенрир был горд… но были ли горды за него асы? Кажется, тогда в нем шевельнулось первое сомнение, которое он в тот момент быстро отбросил. Конечно, горды, ведь ради этого и затевалась игра?..
Вторая цепь звалась Дромми. Хотел ли Фенрир продолжать эту игру? Скорее уже нет, чем да, но если асы, те самые, что приютили его, забрали к себе, заботились и давали пищу, желали зрелища, то разве мог он отказать? Цепь оказалась прочнее, Фенриру потребовалось куда больше времени. Он извивался всем телом, напрягался, непроизвольно рычал. Что он тогда увидел в глазах асов? Надежду? Цепь треснула и разлетелась в клочья, асы замолкли, и молчание это было странным, тягостным, мрачным.
Третья цепь звалась Глейпнир. Фенрир удивленно смотрел на нее – она выглядела тонкой и мягкой, словно шелк. В чем же была ее сила? Асы у него на глазах пытались порвать эти путы, но безуспешно. Тогда боги стали подначивать самого Фенрира, они были уверены, что только ему под силу порвать то, что гномы выковали из шума кошачьих шагов, женской бороды, корней гор, медвежьих жил, рыбьих голосов и птичьей слюны. Однако Фенрир уже не желал играть, он сомневался и ощущал подвох, в который до последнего не хотел верить. Зачем асам сковывать его? Он ведь ничего не сделал! Быть может, он все надумал себе? Но почему эти странные игры не могут прекратиться?
Тем временем боги настаивали, они обещали, что играм придет конец после того, как Фенрир разорвет Глейпнир. Но разорвет ли? Фенрир с сомнением смотрел на странные путы. Что ж, если нет никакого подвоха, то пусть кто-то из асов вложит руку ему в пасть – решил тогда он. Асы переглянулись, вперед вышел Тюр, сам пасынок Одина, Фенриру стало спокойнее. Очень зря.
Он ненавидит вспоминать этот момент даже спустя целые века. Ненавидит мысль, что сам позволил сковать себя этими проклятыми путами, которые никак не поддались его силе ни сразу, ни через несколько минут, ни через часы, ни через столетия. Гибкие и легкие, они расширялись вместе с каждой бугрящейся на теле мышцей, а затем мгновенно съеживались, впивались, душили. Фенрир запаниковал. И паника его лишь усилилась, когда он увидел облегчение на лицах асов.
Тогда его впервые обуяла ярость и жажда крови. Фенрир захлопнул пасть и впился зубами в руку Тюра. Его болезненный крик лишь на мгновение притупил панику. На самом деле уже ничего не помогло помочь Фенриру, он понял это, когда меч аса пронзил его пасть. Рукоять упёрлась под язык, а острие — в нёбо. Чудовищная боль заставила взвыть, на глазах проступили слезы, из пасти рекой побежала слюна. И асы ушли, оставили Фенрира одного.
Почему не убили? Этот вопрос ослеплял Фенрира отчаянием. Первые столетия он в самом деле желал умереть, чтобы только все эти мучения прекратились.
За что? Именно этот вопрос все чаще вызывал в нем безумную огненную ярость, дающую силы жить. Жить ради мести.
Что он сделает? Фенрир ждал и планировал, ненавидел и презирал, он знал, он верил, что наступит тот день, когда он совладает с оковами, когда сумеет вырваться. И тогда он убьет Одина, велевшего привести его в Асгард, лишившего Фенрира матери и семьи, он разорвет всеотца на мелкие клочки, искупается в его крови, а затем сожрет все, что от него осталось. И все на глазах Тора, посмевшего выполнить приказ отца, на глазах Тюра, пожертвовавшего своей рукой ради обмана. Фенрир отберет у них солнце и луну, отберет у них смысл существовать, а затем и все их жизни.
Так и наступил Рагнарек. День, который должна была окрасить кровь врагов, день, который должен был обрушить весь мир ради мести. День, когда все вдруг пошло не по плану. Фенрир вырвался из бесконечной хватки Глейпнира и бросился в бой против асов. Он разрывал на части всех, кто вставали у него на пути, но налитые кровью глаза искали лишь одного – Одина.
Весь Асгард окрасился смертью, и именно такова на вкус была месть. Фенрир уже не сомневался, что в этой войне асы падут, что отныне будет царить иной порядок. В груди мгновенно оглушительно заклокотало, как только он увидел Одина. Один прыжок – и все будет кончено. Один прыжок – и Фенрир ощутит самую сладкую и долгожданную кровь. Один прыжок – и ему станет легче. Именно в этот момент старик и совершил свою последнюю подлость.
Весь мир задрожал и завибрировал, все вело к краху и бездне, все вело к тьме. Мгла поглотила Фенрира прямо в прыжке. Прыжке, который не дал ему ничего.
Глаза открыл уже Вольфганг – обычный северный воитель Мидгарда, лежащий прямо в окрашенном кровью снегу посреди уже откипевшего сражения. Вольфганг был уверен, что умирает, что ему вот-вот откроется путь в Вальхаллу, он был готов шагнуть туда и встретить смерть с улыбкой, как и подобает воину, он до последнего отбрасывал липкий страх. Однако то, что с ним случилось, оказалось куда хуже смерти.
Тело обожгло так, словно сразу к нескольким местам приставили раскаленную кочергу. Вольфганг захрипел, схватился за обломок топора... и узрел в себе Ужасного Волка, узрел истинную ярость, узрел бесконечную боль. Внутренняя борьба длилась мгновения, которые перешли в вечность взаимного существования. Так Фенрир завладел его телом, и эту связь скрепили особые символы, ставшие на человеческом теле татуировками.
Где он? Что, черт возьми, произошло?! Он снова скован, но на этот раз омерзительным ему двуногим телом обычного человека?! Первые мгновения Фенрир был уверен, что это очередное наказание Одина, очередная насмешка, очередная жестокость. Он был в ярости и крушил все вокруг себя, пока острая ненависть не притупилась человеческой усталостью. Фенрир снова оказался в окровавленном снегу. Слабак. Жалкий слабак – вот кто он теперь.
Сколько времени ему потребовалось, чтобы прийти в себя и разобраться с происходящим? Это было так давно, что даже сам Фенрир с трудом вспомнит. Самое главное, что он все же понял – Один просчитался. Это не было наказанием, насмешкой или жестокостью, это было сладкой ошибкой несведущего старика, его последней ошибкой. Это было вторым шансом на месть, который Фенрир не собирался упускать.
И пусть Одина больше не существовало, в чем он убедился уже достаточно скоро, по миру все еще ходили его дети. Боль отца должна была теперь достаться уже им. Но нельзя было бездумно бросаться в бой, слабое человеческое тело налагало отвратительное бремя – оно уставало, не справлялось с мощью зверя, все время что-то требовало. Фенрир остался практически без всех своих сил, однако, как он вскоре убедился, наблюдая за другими, эта участь постигла всех асов. Нужно было действовать хитрее.
Так Фенрир нашел Эльфриду – свою сестру по отцу, дитя Локи, затерянное в Мидгарде и рожденное от человеческой женщины. Фенрир никогда не понимал тяги асов к людям, однако сейчас эта слабость сыграла ему на руку. Ему нужно было собственное дитя, которое объединило бы в себе силы двух божественных для этого мира существ – именно такое предсказание он услышал от сильнейшей из всех найденных им ворожей. Особенным ребенком должна была стать девочка, именно в ней соединились бы два дара, именно она должна была заново открыть ему путь к могуществу. Именно с ее помощью Фенрир сумел бы отыскать все нужные артефакты.
К тому моменту Фенрир уже разжился золотом, которое так высоко ценили жалкие люди. За золото в этом мире покупалось все, даже женщины. Родители Эльфриды были несказанно счастливы, когда на их пути появился славный и богатый воин – разве не об этой судьбе для дочери молила в то время всех богов каждая мать? Это было слишком просто. Так он думал. Очень зря.
Девчонка боялась его. Этот жалкий страх делал ее совершенно обычной, Фенриру слишком легко было внушить ужас обычным людям, и она ничем от них не отличалась. Он не желал ее. Не хотел даже прикасаться. Ему хотелось растоптать ее, снять с нее эту тонкую шкурку, пытать и истязать – именно так он поступал с женщинами в борделях, с бездомными и нищими, именно так он вымещал свою ярость и так набирался новых сил. Тогда на помощь пришел Вольфганг – глупейший человек, в чьем теле и жил нынче зверь, влюбился в эту девчонку едва ли не с первого взгляда. До чего омерзительно и смешно, как же это забавляло и отвращало Фенрира. Вольфганг легко забыл про свою настоящую земную жену, стоило ему только получить возможность оказаться рядом с новой возлюбленной. Стоило только получить возможность завести детей, которых у него до этого момента не было.
Фенрир вынужденно отступил. После столь долгого плена он уже научился должному терпению, научился уходить в тень. Только человек мог бы найти подход к этой девчонке, только человек не порвал бы ее на части. Только от него она бы сумела зачать.
У них родился сын. Пустышка. Фенрир был разочарован и мгновенно потерял интерес. Он дал людям еще шанс, а следом снова и снова. Очень зря. Эта женщина способна была породить лишь сыновей. Ярости Фенрира не было предела, апогея она достигла в момент, когда он заметил первые признаки старения и увядания Эльфриды. Жалкая и бесполезная женщина, теперь она еще и приближалась к возрасту, когда уже не сумела бы зачать и выносить. Бесполезно.
Так Фенрир ушел из семьи, просто исчез, не позволив Вольфгангу даже попрощаться со своей женой. Человек страдал. Его боль и муки раздражали, мешали думать, отупляли. Человек просил. Фенрир приходил в еще большую ярость, истязал и пытал всех, кто был вокруг, но человек лишь продолжал умолять. Он обещал волку дочь – обещал искренне и беспрерывно. И тогда Фенрир решил дать людям последний шанс. Он вернулся, однако дом встретил его пустотой. Эльфрида погибла, ее родители забрали внуков и не пустили на порог нерадивого мужа, бросившего их дочь на погибель. Однако зверю это и не было нужно. Человек же был безутешен.
Фенрир снова погряз в жестокости, пока его не заставило вынырнуть осознание – план все еще может сбыться! Чертова колдунья была настолько слепа и слаба, что даже не сообщила ему ничего о поколениях – что если дочь родится у его сыновей? Так он принялся ждать.
Ожидание привело Фенрира в двадцать первый век. Он все еще не оставил свою жажду мести, он научился жить с ней, как и раньше, когда его сдерживал Глейпнир. Нужно сказать, этот плен ему нравился больше. В современном Бергене он стал офицером полиции. Способность вселять страх весьма пригодилась на задержаниях и допросах, однако не ради добра и справедливости Фенрир выбрал эту работу, в первую очередь его привлекла власть – над обычным и преступным миром, его привлекла безнаказанность и сила его положения. Таких в этом мире называют «грязными копами»? Плевать на названия, ведь самое главное – это то, кто в итоге на вершине. А на вершине был Фенрир. Он покрывал убийц и бандитов, незаконный бизнес и кровавые преступления, а за это имел все, чего только мог пожелать.
Так у Фенрира появилось все. Практически все. Недоставало лишь одного крошечного элемента – той самой дочери, в которой воплотились бы и его собственные силы, и силы Локи. Однако настал и этот день. День, предвещающий новый Рагнарек, но уже для этого мира. День, когда родилась Эль – девчонка, ныне похожая на своего древнего предка как две капли воды. Теперь Фенриру оставалось лишь дождаться ее шестнадцатилетия.
И вот последние песчинки в песочных часах рухнули вниз. Время пришло.Дополнительно: из сил осталась возможность вселять в кого-либо ужас по своему желанию,а также физическая сила, превышающая обычную человеческую. Также, будучи все же волком, даже в Мидгарде Фенрир обладает более острым обонянием, зрением и слухом.
Родственные связи: Отец – Локи, мать – Ангборда, брат - Йормунганд, сестра – Хель, дальний потомок – Эльфрида Даль.
Сегодня в поселении было заметно тише, чем обычно. Эйден наслаждался царившей вокруг тишиной – никто не переругивался, не хохотал во все горло, не рычал и не оглашал окрестности выстрелами или звоном мечей и кинжалов. Большая часть стаи выдвинулась на промысел. Волки жаждали охоты, золота и наживы. Эйден из всего этого сейчас предпочитал золото – содержание деревни постоянно требовало затрат, несмотря даже на то, как много они просто забирали силой.
Он откинулся на спинку стула и устало потер переносицу. За окном начинали сгущаться сумерки, однако волчье зрение еще долго не потребует зажжения свечей. На столе перед Эйденом лежали стопки вскрытых и еще непрочитанных писем. Обычно он разбирал почту после завтрака, но это утро было слишком суетливым – взбудораженные волки собирались за добычей. Многие близлежащие деревни уже были разграблены, а потому им предстояло проделать достаточно большой путь. На солнце поблескивала сталь, не меньшим огнем сверкали глаза, полные предвкушения. Лошади чуяли нетерпение хищников и волновались, нервно переступая копытами, однако до этого никому не было дела. В дополнительной мотивации никто не нуждался, всем хватало и жажды охоты, а потому никаких вдохновляющих речей Эйден напоследок не произносил.
- Хорошенько повеселитесь там, - с улыбкой велел он, хлопнув по плечу Рика, которого уже много лет считал своей правой рукой.
- Не могу ослушаться альфу, - усмехнулся тот, ловко вскакивая на свою лошадь и тем самым призывая остальных последовать его примеру.
Абсолютно разрозненная и по человеческим меркам дикая стая оборотней в нужные моменты умело сплочалась, превращаясь практически в единый отлаженный механизм. Где-то на грани сознания Эйден чувствовал их всех и каждого по отдельности – это ощущение было слабо уловимым и практически эфемерным, но и его хватало, чтобы оказывать на своих бет огромное влияние. Такое подчинение не снилось ни одному человеческому монарху.
Утром Эйден проводил взглядом шумно удаляющуюся ватагу оборотней, а сам вернулся в дом. Сам он практически не выбирался в набеги. За почти сто лет, что он прожил, Эйдену они успели несколько наскучить своим однообразием. Конечно, не всегда все было столь успешно, как сейчас. Эйден отлично помнил времена, когда в королевстве не царила политическая смута, когда солдаты короля вполне успешно подчищали любые волчьи стаи, которые грозили разрастись до неуправляемых масштабов. Тогда они все прятались, не высовывали голов, чтобы их не отсекли на плахе. Тогда оборотни считались существами второго сорта. Однако это было очень давно. С тех пор король успел умереть и своей смертью привести в помешательство большое число своих наследников. Все грызлись за трон и забыли про волков, которые только искали момент, чтобы сплотиться в стаи. Теперь с ними уже никто не мог совладать – словно очаги раковой опухоли, они пожирали страну то тут, то там, захватывая небольшие земли и опустошая все вокруг себя.
Когда-то эта деревня была населена людьми, теперь их число легко можно было подсчитать по пальцам рук. Впрочем, по возвращении стаи это число грозило несколько подрасти. Как обычно, ненадолго.
Эйден вывел пером последние строчки письма и отложил его в сторону, давая возможность чернилам высохнуть. Политическая смута в стране все продолжалась, а потому разрозненные стаи все больше налаживали контакт друг с другом. Эйден состоял в переписке со многими вожаками, а потому был в курсе обстановки дел во всех частях страны. Он капнул воском на конверт и тут же оставил на нем след от своего перстня. Упругий воск сразу принял очертания герба.
В полном смысле этого слова Эйден не являлся дворянином из-за своего волчьего происхождения, хотя за свою долгую жизнь успел примерить самые разные личины. По сравнению со многими другими оборотнями он выглядел даже франтом, а все потому, что не чурался поверх рубахи надеть жилет, а порой даже и шейный платок с фраком. Девяносто два прожитых года позволили ему получить что-то, что можно счесть неплохим образованием, а также впитать в себя необходимые для джентльмена манеры, которыми он, впрочем, успешно пренебрегал в большинстве случаев, если только не хотел сойти за «своего» в обществе людей. В обществе оборотней царили совсем иные порядки. Разумеется, герб, отпечатанный на конверте, не имел никакого отношения к признанным символам титулованных семейств.
- Дойл? – окликнутый Эйденом дворецкий беззвучно шагнул вперед из-за его спины. – Отправь завтра эти письма.
В отличие от человеческих дворецких, мистер Дойл никогда не обращался к своему хозяину «милорд» и в целом вел себя по меркам настоящей знати практически неподобающе. Он лишь молча кивнул и забрал со стола письма. Для него Эйден являлся в первую очередь альфой, а не господином. Самого Эйдена это более чем устраивало.
Вечер оказался на удивление свободным. Такая возможность выпадала редко, а потому Эйден решил воспользоваться затишьем перед бурей и, захватив из библиотеки книгу, отправился за пределы поселения. Там он смог в непривычном спокойствии почитать, прислонившись спиной к дереву и крутя в зубах одну из травинок. Начало осени выдалось теплым и достаточно сухим, чтоб он мог позволить себе нечто подобное. Эйден не спешил возвращаться назад, даже когда вокруг стало слишком темно для чтения. Ночное зрение волка не позволяло с полным удобством читать мелкие строчки. Вглядываясь куда-то в темный горизонт, он продолжал крутить во рту травинку и слушать тишину.
Стая должна была вернуться глубокой ночью. За них Эйден совершенно не волновался, чутье подсказывало ему, что налет проходит удачно. Тем не менее, он не планировал ложиться спать и хотел всех дождаться. После охоты стая всегда была особенно буйной и малоуправляемой, в такие моменты она точно нуждалась в твердой направляющей руке. Несмотря на весь авторитет Рика, навести порядки должен был именно Эйден. Разумеется, он не собирался портить своим людям веселье, но он обязан был расставить определенные его границы. Завтрашним утром поселение должно было казаться не менее вымершим, чем сейчас, когда практически все волки отбыли. Эйден усмехнулся и поднялся на ноги.
Ночью в деревне установилась еще более плотная, практически осязаемая тишина, именно поэтому Эйден почувствовал приближение конницы достаточно рано. Казалось, даже застывший в безветрии воздух завибрировал от ватаги мчащихся оборотней. Эйден еле подавил нетерпение, чтобы не вскочить на ноги. Судя по ранее составленным донесениям, волки должны были вернуться с хорошим кушем – помимо поселения в тех землях располагался графский замок. Оставалось только надеяться, что оборотни сумели прорваться в его стены.
Когда чуткий слух стал различать отдаленный топот десятков копыт, Эйден не выдержал и набросил на себя фрак. В нем все сильнее разгоралось нетерпение, однако к своим людям он спустился с абсолютно спокойным видом. Даже удары сердца подчинялись его воле и никак не выдавали истинных чувств.
- С возвращением, - весело усмехнулся он, оставляя лестницу позади себя и вальяжно осматривая тех, кто первым делом заглянул в его дом. Рик, разумеется, был среди них и тут же шагнул вперед, на его рубахе остались следы чужой крови – он предпочитал нападать в человеческом обличии. Именно к нему Эйден и обратился: – Обрадуй меня, Его сиятельство поделился своими богатствами? – насмешливо спросил он, приподнимая бровь.
- Его сиятельство оказался очень щедрым, - рассмеялся Рик, подражая высокопарным речам человеческой знати, - сам он, к моему глубочайшему сожалению, отсутствовал, но нас великолепно приняли. Сундуки уже выгружают, завтра сможешь на все взглянуть, тебе определенно понравится улов, - Ричард заложил руки за спину и горделиво выпрямил спину, - по меньшей мере, в три раза больше, чем в прошлом месяце.
- Вот как, - Эйден довольно вскинул брови, - вы заслужили большой пир. Что ж, празднуйте всю эту ночь, я вскоре к вам присоединюсь, - он практически развернулся к лестнице, когда его остановили.
- Это еще не все! – радостно выкрикнули из толпы, окружавшей Рика. Эйден узнал голос Брента и поджал губы. На прошлой неделе он на пару с Рассом принес неверные сведения о направлении передвижения ближайшего полка королевской армии, чем умудрились поднять на уши всю стаю. С тех пор Эйден доверял им только самую тяжелую и черную работу, он даже хотел оставить их в деревне на время налета, но Рик уговорил пустить их на охоту. – Мы с Рассом нашли тебе отличный подарок.
Эйден вновь повернулся к ним лицом и по привычке втянул носом воздух. Теперь, сосредоточившись и не отвлекаясь на запахи стали, пота и крови, он, наконец, почуял женщину, которую все это время прятали за спинами. Раньше этот запах успешно смешивался с остальными, и казалось, что от его людей просто пахнет человеческими самками. Впрочем, от них и пахло.
Расс резким движением выдернул из толпы девушку и подтолкнул ее к Эйдену, заставляя по инерции сделать несколько шагов к нему навстречу. Эйден оценивающе осмотрел ее с ног до головы – маленькая, испуганная, всклоченная и заплаканная, она была одета в мятую и выпачканную ночную сорочку и буквально сочилась запахом страха. Ее руки были небрежно связаны спереди. Эйден усмехнулся и приблизился к добыче. Он значительно возвышался над девушкой, что только забавляло его – среди оборотней такие маленькие женщины практически не встречались. Его пальцы поддели ее подбородок и вскинули его вверх. Ее глаза казались настолько огромными, испуганными и заплаканными, что казалось, будто они с трудом помещаются на этом лице.
- Ну и кто тут у нас? – с мягкой улыбкой довольного зверя спросил он, не отводя от нее взгляда.
- Графская дочка, - встрял Брент и тут же льстиво добавил: - тебе все самое лучшее.
- Я вижу.
Ее сорочка была сшита из тончайшей ткани, искусные кружева лишь добавляли ей цены. Когда-то этот наряд был безупречно белым. У девушки были длинные волосы, тонкие запястья, чистые пальцы и нежная кожа без какого-либо следа, который непоправимо принес бы тяжелый труд – все в ней выдавало высокое положение. Эйдену нравились леди из высшего света, на фоне крепких волчиц они казались еще более утонченными и хрупкими.
Он осторожно коснулся ее лица, вытирая со скул влажные следы слез. Даже сквозь этот всклоченный и потрепанный вид, тускло освещенный горящими вокруг свечами, проглядывались все перспективы. Эйден легко мог представить ее при полном туалете – в роскошном платье, заплетенными волосами, спокойную и размеренную, как подобает людям ее круга. Не менее легко он мог представить ее и без этой сорочки, абсолютно обнаженную и полностью принадлежащую ему. Его лицо приобретало все более довольный вид, на лице царила легкая улыбка.
Эйден склонился ниже, чтобы еще ярче ощутить ее запах. Он привык к этим оттенкам страха, человеческие женщины всегда боялись его, если попадали к нему в руки, их страх пробуждал в нем хищника. Однако сейчас он наслаждался истинным запахом ее тела. Взгляд уперся в тонкую шею, под которой пульсировала кровь. Она была совершенна, он чувствовал это каждой клеткой своего тела, даже дыхание стало чуть глубже.
- Ты пахнешь так сладко, - прошептал он, вновь выпрямляясь, - мне нравится. Хороший подарок, - последнее он произнес громче и явно обращался к Бренту с Рассом, которые тут же довольно осклабились. Может быть, теперь Эйден поручит им что-то посерьезнее помощи на конюшне. – Как вас зовут, миледи? Как вы добрались? – в его голосе прозвучала явная ирония, от которой по толпе оборотней прокатился смех.
- Со всеми удобствами! – выкрикнул Расс, и Эйден тут же смерил его взглядом, после чего вновь посмотрел на свою новую игрушку.
Он определенно заберет ее себе.
